Трансгуманизм всё ещё на перепутье
22 октября 2021
Оригинал публикации: Transhumanism still at the crossroads
Перевод: Артём Тютюнников
2004‑м я написал статью под названием «Трансгуманизм на перепутье», которая оказалась в числе самых популярных моих эссе. Впервые она была опубликована в «Оке бури» (Eye of the Storm), моей нерегулярной колонке на сайте Betterhumans. (И послушайте, я всегда готов возродить «Око бури», если кто-то заплатит мне хотя бы символическую сумму, дабы покрыть часть моих временных затрат на то, чтобы взяться за дело как следует; но не похоже, что это когда-нибудь произойдёт.)
Почти четыре года спустя я вижу это эссе с достаточно отдалённой перспективы, и оно читается почти как если бы его написал кто-то другой, хотя, полагаю, я до сих пор согласен с большинством высказанных там пунктов: я готов считаться членом трансгуманистического движения, если речь пойдёт об инклюзивном общественном движении, но не в том случае, если оно станет чем-то узким, культистским или (не хотелось бы заострять на этом внимание) подходящим только для нердов-технолибертарианцев. В каком направлении станет развиваться трансгуманизм, всё ещё вопрос времени, но в обозримом будущем я бы предпочёл оставаться под его общей крышей, чтобы оказывать некоторое влияние на происходящее изнутри, нежели отбросить, отвергнуть и отмежеваться от него, как поступили некоторые из былых союзников.
Сильное трансгуманистическое движение по-прежнему остаётся уместным, если речь идёт о движении, которое настроено по отношению к технологиям рационально, которое благоволит технологиям, покуда те применяются благоприятным образом (или, по крайней мере, не вредят). Большая часть заявлений луддитских противников клонирования (не говоря уж о настолько очевидных вещах, как исследования стволовых клеток) не имеют ничего общего с общественным вредом, который оно якобы может принести, и я приветствую появление сильного движения, которое выскажет это громко и ясно. Если таким движением станет трансгуманизм, тогда рассчитывайте и на меня. Но в то же время, я зачастую обозначал себя термином «анти-антитрансгуманист», чтобы противопоставить себя иррациональным противникам трансгуманизма, но не рациональной и информированной критике этого движения, а также чтобы просигнализировать о том, что я не зашорен какими бы то ни было амбициями превосходства, которые, возможно, ассоциируются у многих с трансгуманизмом.
Многие самопровозглашённые трансгуманисты заходят в своих пожеланиях намного дальше меня. Я не обязательно согласен с ними по какой-либо конкретной проблеме, но я выступаю в защиту их права отстаивать свои идеи – и более того, я считаю, что абсолютно здраво выдвигать такие идеи и обсуждать их без иррациональных страхов или чувства отвращения, которые исказят коммуникацию. Некоторые трансгуманистические идеи я поддерживаю, а некоторые — нет… но прежде всего я бы хотел посодействовать рациональным, строгим и оживлённым дебатам вокруг них. В этом и состояла цель «Ока бури»; это место должно было стать приютом спокойной философской рефлексии посреди всех бушующих биоэтических (и сходных с ними) баталий. И именно так я вижу свою роль, говоря о трансгуманистических идеях в более общем контексте; я предпочту пролить свет, а не добавить жару, хотя временами я и сам способен на эмоциональные выступления, когда сталкиваюсь с некоторыми поразительно (для меня) нелиберальными или иррациональными взглядами.
В частности, я убеждён, что очень важно обсудить такие идеи, как загрузка личности, продвинутый ИИ, технологическая Сингулярность, и так далее, и я готов рассмотреть их с определённой долей симпатии. Более того, мне доводилось оборонять защитников этих вещей от того, что я счёл недобросовестно информированными нападками. Я даже исследовал некоторые из этих идей в благожелательном ключе, пусть и несколько двусмысленно, в своих литературных работах.
Но в то же время эти идеи не входят в число тех, которые я активно отстаивал, и на это есть свои причины.
Итак, вот что я высказал в 2004‑м, остаётся ли ещё в этих словах какой-то смысл, или уже нет. Не стесняйтесь в обсуждениях.
ТРАНСГУМАНИЗМ НА ПЕРЕПУТЬЕПравить
Сколько себя помню, меня восхищали перспективы будущего нашего общества и нашего вида. Благодаря этому я продолжал активно трудиться на ниве научной фантастики, что, вероятно, и заставляло вздыхать и удивлённо поднимать брови моих более благоразумных коллег в академической среде и юридической практике.
Однако же это сущие пустяки по сравнению с социальной стигмой сторонника трансгуманистического движения. Примерно с 1997 года большая часть моих художественных и публицистических работ фокусировалась на проблематике, которая волнует трансгуманистов: перспективы искусственного интеллекта и загрузки; плюсы и минусы репродуктивного клонирования, генной инженерии и радикального продления жизни; а также общее рассмотрение технологий усовершенствования человека. В целом, моя точка зрения была весьма сочувствующей трансгуманистическим подходам, и по крайней мере один комментатор обозначил меня как «трансгуманистического технофила», что вполне справедливо.
Несмотря на это, я никогда не идентифицировал себя с трансгуманистическим движением в строгом смысле. После краткого периода энтузиазма я перестал обозначать себя как «трансгуманиста», и до сих пор ощущаю в связи с этим ярлыком некую остаточную неловкость. Но теперь я куда более активно взаимодействую с трансгуманизмом посредством этого сайта [т. е. Betterhumans], и мой основной проект на данный момент включает в себя исследования социального подтекста технологий усовершенствования {человека}. Учитывая, что вокруг трансгуманизма сконцентрирована вся моя трудовая жизнь, пришло время подвергнуть критическому рассмотрению моё положение и взгляды на трансгуманизм. Единственная вещь, в которой я абсолютно уверен, состоит в том, что если трансгуманизм желает преуспеть, то он должен заметно расширить свою базу, стать куда более инклюзивным и мэйнстримным общественным движением.
Трансгуманизм и его трудностиПравить
Одно из веских оснований ощущать лёгкий дискомфорт от трансгуманизма — это его несомненный нердовский ореол, ощущение, что тот апеллирует к узкой демографической группе, а именно к молодым белым мужчинам с компьютерами. И его ограниченная демографическая привязка действительно является частью проблемы.
Но этот дискомфорт заходит много дальше нердовости или ограниченной привязки. В моём понимании, одно дело использовать научную фантастику для исследования возможных изменений человеческой природы и перспектив расширения человеческих возможностей. (В любом случае, научная фантастика зачастую подходит к этим возможностям и перспективам враждебно.) Совсем другая вещь — использовать образы такого усовершенствования или киборгизации в качестве метафор для {отображения} современной социальной реальности, или же повестки политических перемен. И, опять же, совсем другое — и намного более радикальное — выдвигать в самом буквальном смысле предложение об улучшении нашей человеческой биологии. Для многих мыслящих, интеллектуальных профессионалов и людей из академической среды это пугающая идея. Так что вовсе не удивительно, что теперь, когда трансгуманизму уделяется медиавнимание, некоторые консервативные комментаторы (такие, как Фрэнсис Фукуяма) начинают характеризовать его как нечто опасное.
Чтобы понять такой отклик, нам следует помнить, что широкая интеллектуальная культура всё ещё сфокусирована на кошмарах, воплощённых в первой половине 20-го века теми, кто осуществлял программы расистской евгеники. Я не мог бы сформулировать эту точку зрения лучше, чем с помощью развёрнутой цитаты из книги Уолтера Глэннона[1] “Гены и человек будущего: философская проблематика генетики человека» (Genes and Future People: Philosophical Issues in Human Genetics):
«Евгеника» почти повсеместно воспринимается как бранное слово, во многом из-за своей ассоциации со злыми деяниями в области экспериментов над людьми в нацистской Германии или широко распространённой стерилизации определённых групп людей в Соединённых Штатах или Канаде, совершёнными ранее в двадцатом столетии. Трудно не применять (attribute) некоторые аспекты евгеники к генетическим вопросам о том, какими по численности и виду должны быть люди. Но существует и более широкое понимание евгеники («хорошее творение» в буквальном переводе с греческого), которое вовсе не обязано нести эту отвратительную коннотацию с улучшением человеческого вида».
После этого Глэннон переходит к обсуждению генетической терапии, которую он рассматривает как принципиально приемлемую, поскольку её цель состоит в предотвращении или излечении болезней конкретного человека. Однако он остаётся непримиримым противником генетической инженерии в целях усовершенствования.
Что бросается мне в глаза как наиболее примечательное — это его необоснованное предположение, что улучшение человеческого вида несёт «отвратительную коннотацию». Это симптом важной черты нашей интеллектуальной культуры — то, что почтенный академический философ не в состоянии выдвинуть хоть какой-то аргумент в пользу предполагаемой отвратительности усовершенствования вида, вполне довольствуясь одной лишь ссылкой на злобные деяния нацистов и принудительные стерилизации в Северной Америке. После этого утверждения в книге Глэннона просто предполагается, по-прежнему без малейших попыток аргументации, что любые планы улучшения человеческих возможностей на «перфекционистских» основаниях лежат за гранью уважительного рассмотрения.
Конечно же, необходимо напоминать самим себе об опасности (не говоря уж об иррациональности) осуждения по ассоциации. Приводя пример из деяний нацистов, — столь злыми их сделали именно крайняя степень предрассудков, жестокости и насилия. Как выразился Филип Китчер[2]: “Беспрестанно повторявшиеся сравнения евреев с вредителями и абсурдные — но чудовищные — предостережения об угрозах «расовому здоровью» демонстрируют степень, в которой предрассудки проникли в их классификацию человеческих характеристик. По сравнению с этим, тот факт, что большая часть их представлений о генетике была ошибочной, представляется незначительным». Ничто из этого ни в малейшей степени не напоминает то, что имеют в виду современные защитники генетического усовершенствования.
Но суть не в том, что Глэннона можно опровергнуть. Конечно, можно. Но куда важнее отметить, что он может себе позволить писать в подобной небрежной манере, поскольку может принять как нечто само собой разумеющееся, что его аудитория исходит из тех же самых предположений. Возможно, ситуация меняется, поскольку всё больше книг и статей содержит призыв рассмотреть усовершенствование человека более благосклонно. Первая ласточка — новая [в 2004 году] книга Николаса Эгара[3] «Либеральная евгеника: в защиту усовершенствования человека» (Liberal Eugenics: In Defence of Human Enhancement). И всё же, до недавнего времени даже относительно скромная идея генетической терапии провоцировала выражения озабоченности. В этой интеллектуальной среде цели трансгуманизма исключены из дискуссий с самого начала, если только не используются как мишень для нападок. Если ты разделяешь эти идеи, в лучшем случае тебя воспримут как раздражающего простака, в худшем — как субъекта, который охотно вступил бы в союз с врачами-нацистами и безумными учёными. Намного проще соотносить себя с движениями, создающими образ ответственного человека, приверженного благожелательности и справедливости.
Встаньте и рассчитайтесь[4]Править
Было бы просто прекрасно, если бы оппоненты трансгуманизма оказались открыты для рациональных обсуждений. Однако постепенно я выучил несколько важных, и не слишком приятных, уроков. И один из них: мы уже зашли слишком далеко, чтобы либеральные аргументы об индивидуальной свободе и личном выборе сохраняли большое значение. На многих форумах я доказывал, что интеллектуальные основания для законов против инноваций, таких, как клонирование человека, крайне скудны, что либералам стоит признать {эти инновации} легитимной возможностью для тех, кто предпочитает или чувствует потребность в них. Уже слишком поздно, чтобы рассчитывать на такой стиль аргументации, во всяком случае, исключительно на него, поскольку дебаты о клонировании многократно продемонстрировали: главные оппоненты трансгуманизма уже отбросили традиционные либеральные идеалы. Максима Джона Стюарта Милля о том, что следует приветствовать жизненные эксперименты, теперь не получает должного внимания в государственной политике. Тональность и содержание дискуссий показывают, что мы имеем дело с едва замаскированным желанием навязать определённые моральные идеалы в качестве правовых норм, а также страхом перед чуждыми направлениями, которые может принять развитие общества в будущем. [Моя точка зрения несколько изменилась по сравнению с 2004‑м, теперь я считаю, что защита наших свобод неизбежно включает элемент лобовой конфронтации с религией. Я пришёл к этой мысли очень постепенно.]
Хотя в разных обществах итоги будут различны, законы против клонирования создали прецедент для отказа от либерализма в законодательном регулировании областей, связанных с биоэтикой. Мы можем продолжать сетовать на это — и убеждён, что должны продолжать [как до сих пор продолжаю я сам] – но наши сетования навряд ли приведут к успеху.
Что мы можем поделать сверх того? Самое главное — это просто встать и рассчитаться. Трансгуманистические идеи не могут замалчиваться вечно, поскольку они обращаются к глубоко укоренённым побуждениям совершенствования возможностей — как наших собственных, так и возможностей людей, которых мы любим или с которыми мы себя идентифицируем. Но движение не может пребывать в расстройстве десятилетиями. Единственный ответ, который я вижу, состоит в том, чтобы трансгуманизм быстро развился в многочисленное движение идейных сторонников, включающее многих ясно формулирующих {свою позицию}, значительных представителей, которые готовы публично самоидентифицироваться с трансгуманизмом. Мы должны перерасти ту точку, где для государства станет не просто нелиберальным, но попросту иррациональным пытаться подавлять деятельность, которую мы одобряем или в которой желаем попробовать свои силы — идёт ли речь об исследованиях продления жизни, технологических способах усиления интеллекта, или же о чём-то ещё из области определённо трансгуманистических действий.
Как указывал Джон Локк в своём призыве к религиозной терпимости более 300 лет назад, государство не может контролировать убеждения людей, в отличие от их внешнего поведения. Несомненно, цензурой и пропагандой можно добиться многого, возможно, намного большего, чем предполагал Локк. Но, слегка перефразируя написанное Сьюзан Мендус[5], для государства было бы иррационально вкладываться в это, потому что распространённые убеждения слишком крепко засели в слишком большом числе умов. Как только государство начинает попытки подавить системы убеждений со слишком широкой базой, ему приходится браться за задачи, слишком серьёзные даже для доступных ему богатейших ресурсов. Для подавления убеждений потребуются ничем не ограниченные вложения, так что такие попытки попросту нерациональны.
Сама Мендус, быть может, и применяла своё утверждение исключительно к религиозным верованиям, которые подпитываются могучими иррациональными силами. Но тот же самый аргумент работает и за пределами области религиозной свободы. Трудно поверить, что государство в принципе смогло бы подавить современную науку во всей полноте, или, к примеру, философию, да и глупостью было бы пытаться {сделать это}. Что касается общественных движений, то хорошим примером является движение за права геев — оно настолько мобилизовалось за последние десятилетия и стало настолько сильным, зримым и мэйнстримным, что для любого Западного государства было бы попросту нерационально пытаться стигматизировать и уничтожить его. Хотя некоторые консервативные правительства продолжают сопротивляться идее однополых браков, реальное преследование людей за гомосексуальные практики стало практически немыслимым в Западных социумах. Время от времени правительства Запада всё ещё берутся за миссии абсолютно нерациональные по причине своей деструктивности, нескончаемости и тщетности (война с наркотиками[6] в Соединённых Штатах — прискорбный пример такого рода), но обычно они всё же знают, что делают.
Трансгуманистическое движение сейчас обладает компетентной формальной организацией, которая всё более активно доносит свою точку зрения. Его начинают освещать в СМИ, и таким образом открывается возможность получить всё возрастающее общественное признание. Вот этим нам и следует заняться. Мы должны попасть в мэйнстрим. Мы должны создать культуру — зримую, гордую и энергичную. В этом состоит первый урок.
В защиту равенстваПравить
Но это не единственный урок. Не оказываемся ли мы временами худшими врагами для самих себя? Это всё очень хорошо — желание постоять за трансгуманистическое движение, но чем будет это движение через 10 лет, или 20, или 50? Как мне удостовериться, что оно будет развиваться таким образом, чтобы мне по-прежнему хотелось поддерживать свою связь с ним?
Если трансгуманизм заслуживает нашей поддержки, он должен раскрыться как нечто гуманное и разумное с философской точки зрения. Это вовсе не означает, что нам следует отбросить некоторые из ключевых идей — по крайней мере, не сейчас же — но отсюда следует, что нам придётся всерьёз считаться с возможностью, что у трансгуманистических технологий может быть оборотная сторона.
Я верю, что общее влияние будет положительным. Рассмотрим, к примеру, первую большую трансгуманистическую технологию, воспринятую нашим обществом: контрацептивные таблетки, биомедицинская инновация, которая изменяет работу наших тел так, что речь, со всей очевидностью, об эффекте усовершенствующем, а не просто терапевтическом. Влияние этих средств было очень далеко идущим, и в основном оно оказалось к лучшему. Немногие из нас мечтают о возвращении во времена, когда не существовало этой могучей технологии, при помощи которой женщины способны контролировать фертильность собственных тел.
Я ожидаю, что схожим образом мы станем воспринимать и технологии, которые увеличивают продолжительность нашей жизни или наши когнитивные способности. Но проблема социальной справедливости встаёт здесь гораздо насущнее, чем в случае с таблетками, поскольку речь о более очевидных конкурентных преимуществах. Если мы не принимаем бескомпромиссно эгалитарный подход в вопросах справедливого распределения — а я его не принимаю, — нам следует избегать обострений существующих социальных противоречий, которые могут произойти, если доступность усовершенствующих технологий для богачей и бедняков будет различаться. Точно так же следует избегать и альтернативного сценария, при котором сформируется развращённый, поверхностно «счастливый» генетический низший класс, чьи амбиции и социальный вклад будут снижены.
Согласно аргументации Джорджа Дворски[7], блага, вероятнее всего, просочатся вниз, даже если изначально усовершенствующие технологии будут доступны только для состоятельных. Однако нам следует удостовериться, что всё так и обернётся. Я пришёл к выводу, что трансгуманисты должны пойти дальше, нежели просто отстаивать широкую доступность усовершенствующих технологий. Сейчас я считаю, что нам следует поддержать такие политические реформы в самом обществе, чтобы оно в большей степени стало ассоциацией равных. Я вовсе не собираюсь раздать собственный скромный достаток, но всего лишь намереваюсь обеими руками проголосовать за эгалитарную политическую теорию, однако нам следует поискать способы сузить разрыв между имущими и неимущими.
В последнее время мне всё чаще попадаются признания, что трансгуманизм должен быть инклюзивным, как для нашего собственного блага, так и ради блага общественного. Ник Бостром недавно подчеркнул, что трансгуманизм должен «гарантировать, что возможности улучшения будут настолько широко и легко доступны, насколько возможно». Я бы пошёл ещё дальше. Нам следует активно выступать за более эгалитарное общество, и более равный мировой порядок.
Такая точка зрения может оказаться непопулярной среди многих, кто идентифицирует себя с трансгуманизмом. К настоящему моменту часть его аудитории составляют технолибертарианцы, которые выступают против регулирования рынка. Если трансгуманизм станет более инклюзивным движением, это может отвратить часть его современной базы поддержки: людей, чьи идеи во многих отношениях очень ценны. Надеюсь, этого можно избежать, но нам необходимо превратиться в инклюзивное, мэйнстримное движение, даже если это приведёт к большему размежеванию между «левыми» и «правыми» трансгуманистами. Построение гуманного и социально ответственного трансгуманизма не только интеллектуально оправдано, оно необходимо, чтобы трансгуманизм смог выжить и преуспеть.
Рассчитывайте и на меня.
Комментарии:Править
Грег Иган написал:Править
Пусть горсточка среди называющих себя трансгуманистами и мыслит рационально о реальных перспективах будущего, подавляющему их большинству ничто не мешает оставаться приверженцами религиозного карго-культа, основанного на представлениях, будто самомодифицирующийся ИИ будет обладать магическими возможностями.
Что ещё хуже, это слово само по себе подразумевает замену или преодоление человечности, а это уже катастрофа с точки зрения пиара. Хотя настаивать на непредвзятой ревизии всех черт человеческого фенотипа – это, на некотором уровне, хорошо, однако слово «трансгуманист», похоже, подразумевает заранее предрешённый вывод, будто всем существующим видовым особенностям суждено оказаться в мусорной корзине – а такой подход ни с пожеланиями большинства людей, кто удосужился рассмотреть вопрос по существу, вовсе не согласуется, ни способностью вдохновить на серьёзное отношение к данному движению не обладает.
Рассел, разделяю твою озабоченность антиэгалитаризмом столь многих видных трансгуманистов, однако на данном этапе, откровенно говоря, я рассматриваю «трансгуманистическую» самоидентификацию в первую очередь как весьма полезный фильтр для распознавания полоумных. Пусть в отношении некоторой небольшой фракции людей это и несправедливо, но, боюсь, тому, кто не хочет пойти на дно вместе со всей остальной бредящей толпой околоницщеанцев, следует придумать для своей философии имечко получше – или же, быть может, и вовсе отбросить любые ярлыки.
Рассел Блэкфорд написал:Править
Грег, то, о чём ты говоришь – это именно тот риск, о котором (в числе прочего) и было моё эссе 2004 года. Ты предполагаешь, что трансгуманистическое движение вовсе не находится на перепутье, но уже непоправимо отклонилось на ошибочную траекторию, даже с самим своим названием. Я такой вывод сделать пока не готов, но и спорить с тобой не стану, поскольку ты запросто можешь оказаться прав. Со стратегической точки зрения, использование этого ярлыка вызывает мои сомнения ровно по тем же причинам, однако есть и доводы в пользу проявления солидарности с людьми, которые, по твоему выражению, готовы подвергнуть нынешний человеческий фенотип непредвзятой ревизии.
Вопрос, что же такое трансгуманизм – и является ли он чем-то единым – остаётся для меня спорным и открытым. В рамках моего широкого взгляда на то, чем он мог бы быть, я бы охарактеризовал твои взгляды (насколько я их понимаю) как трансгуманистические… по крайней мере, настолько же, насколько и мои. Но очевидно, что мы оба не считаем друг друга приверженцами описанного тобой карго-культа. Действительно, я оспариваю сингуляртарианскую позицию, на которую ты ссылаешься, однако мне это представляется расхождением между людьми, которые, по крайней мере, в принципе принадлежат к общему широкому движению.
Давай пригласим дать свои комментарии кого-то из тех, кто недвусмысленно причисляет себя к трансгуманистам. Среди моих читателей таковых в избытке. Грег сформулировал проблему решительно, и намного пессимистичнее, чем я. Что скажете вы?
Грег Иган написал:Править
Цитата Рассела Блэкфорда:
«Со стратегической точки зрения, использование этого ярлыка вызывает мои сомнения ровно по тем же причинам, однако есть и доводы в пользу проявления солидарности с людьми, которые, по твоему выражению, готовы подвергнуть нынешний человеческий фенотип непредвзятой ревизии.»
Слово «трансгуманизм» (или того хуже, «постгуманизм») звучит как предсмертная записка для целого вида, за которой в сущности следует политическое самоубийство любого движения, пожелавшего назваться так. Несомненно, найдутся люди, готовые потратить 90% времени на объяснения, что они вовсе не намеревались вкладывать сюда негативные коннотации, но это вовсе не тот случай, когда придётся винить кого-то другого, если «трансгуманистов» определят во враги рода человеческого на почве чистой лингвистики. «Пожалуйста, прочтите мой 1000-страничный манифест, не судите по единственному слову!» Название идиотское, и каждый, кто не отбросит его, заслуживает иметь дело с последствиями.
И я не так уж уверен, сколько солидарности должен пробудить во мне некто, просто потому, что тоже подметил: мы вовсе не собираемся встречать следующее тысячелетие на том же физическом субстрате, которым обладали предыдущие 200 000 лет. Люди, которые видят своё предназначение в том, чтобы переработать Юпитер в компьютрониум, чтобы можно было играть в любимой РПГ за 10^20 персонажей одновременно, бесконечно одиознее и опаснее, нежели средний индивид, для которого всё это попросту научно-фантастическая белиберда, и который предпочёл бы просто обзавестись 2,3 детьми, принадлежащими к тому же биологическому виду, что и он, лишь бы те не страдали муковисцидозом и жили хотя бы чуток получше своих родителей.
Не сомневаюсь, что существуют также и опасно нетерпимые сторонники того, чтобы человечество навечно унаследовало черты своих предков… особенно если добавить к ним тех, кто и минуты не уделил, чтобы осмыслить саму идею, но выступит против неё, если та когда-либо попадётся ему на глаза (согласно аргументу «купите Джереми Рифкина[8], и получите Усаму бен Ладена в подарок»). Но если уж говорить о реальных маньяках, помешанных на данном конкретном вопросе, то у другой стороны обнаружится куда большая доля чокнутых.
- ↑ Уолтер Глэннон (Walter Glannon) (род. 1954) – профессор философии Университета Калгари. Основные области исследовательских интересов: нейрофилософия и нейроэтика
- ↑ Филип Китчер (Philip Stuart Kitcher) (род. 1947) — американский учёный-философ британского происхождения. Член Американского философского общества (2018) и Американской академии искусств и наук (2002), а также почётный член АН Турции (2013), доктор философии (1974), профессор Колумбийского университета (с 1998), а перед тем Калифорнийского университета в Сан-Диего (1986—1999). Первоначально занимался философией математики и общей философией науки, в конце 1970‑х переключился на философию биологии, в 1990‑х также занялся вопросом роли научных исследований в демократических обществах. Член Международной Академии Гуманизма (International Academy of Humanism)(2013).
- ↑ Николас Эгар (Nicholas Agar) (род.1965) – новозеландский философ, профессор этики в Университете Виктории в Веллингтоне. Автор множества работ по проблематике усовершенствования человека и евгеники. Выступает в защиту умеренных модификаций, при условии замены авторитарных оснований, с которыми традиционно ассоциируется евгеника, на прокреативную свободу. Противник радикального переустройства человека и наиболее смелых трансгуманистических проектов.
- ↑ Встаньте и рассчитайтесь (в англ. оригинале «stand up and be counted») — идиома, означающая призыв выступить публично, занять решительную позицию, даже если это может принести вред или создать трудности выступающему.
- ↑ Сьюзан Мендус (Susan Lesley “Sue” Mendus) (род. 1951) – валлийский политический философ, профессор-эмерит Университета Йорка.
- ↑ Война с наркотиками (War on Drugs) — термин в политике Соединённых Штатов Америки, описывающий многолетнюю государственную кампанию по борьбе с наркоторговлей и употреблением наркотических веществ, как внутри страны, так и на международном уровне. Впервые употреблён в 1971 году президентом Ричардом Никсоном.
- ↑ Джордж Дворски (George P. Dvorsky) (род. 1970) – канадский биоэтик, трансгуманист и футуролог. Пишущий редактор блога о фантастике, науке и технологиях io9, продюсер блога и подкаста Sentient Development, активный участник IEET.
- ↑ Дже́реми Ри́фкин (Jeremy Rifkin) (род.1945) — американский социальный философ, экономист, писатель и общественный деятель. Теоретик посткапитализма, пропагандист устойчивого развития и альтернативной энергетики, автор концепции «третьей промышленной революции». Консультант ряда влиятельных политиков. Создатель бестселлеров «Европейская мечта», «Водородная экономика», «Эпоха доступа», «Век биотеха» и «Конец работы»